Зарисовки из Северной Кореи

Забальзамированные тела Великого Вождя Ким Ир Сена и Великого Руководителя Ким Чен Ира покоятся в стеклянных саркофагах в мавзолее Кымсусан, бывшей резиденции Ким Ир Сена в Пхеньяне. Смерть Вождей, как и их жизнь, окутана легендами: так, официально Ким Чен Ир умер от «психического и физического переутомления, вызванного непрерывными инспекционными поездками по стране в интересах строительства процветающего государства». Как же было на самом деле, остаётся только догадываться.

Чтобы выразить свою любовь и уважение к Великим Вождям, в Кымсусан стекаются тысячи паломников: передовики труда, ведущие учёные, лучшие спортсмены и, конечно, туристы. Все посетители молча кланяются, небольшими группами обходя с трех сторон саркофаги с телами. Кланяться нужно обязательно. Отказ будет воспринят как кощунство со всеми вытекающими тяжёлыми последствиями.

Посещать Великих Вождей в синих джинсах — одежде, которая в глазах северокорейцев олицетворяет их главного врага, США — оскорбление их памяти. Поэтому, накануне визита в мавзолей, гид попросит вас надеть брюки. Во всех остальных местах никакого запрета на буржуазную одежду нет. Видел я в джинсах и корейцев — правда, только в Пхеньяне. Были ли они сотрудниками спецслужб, которые специально вводят в заблуждение туристов, не знаю. Мне так не показалось.

Вообще, северокорейцы одеваются просто и одинаково. Мужчины — темные брюки и светлая рубашка. Женщины — юбка до колен и светлая блузка. На улицах города-порта Вонсан много людей в военной форме, но далеко не все они служат: мода такая. Настоящего военного можно распознать по наличию шевронов и погон. У модников их нет.

Все северокорейцы носят значки с изображением лидеров своей страны. Таких значков несколько типов. Ходят слухи, это своего рода «визитка», по которой можно определить положение и статус человека перед тобой. Купить такой значок нельзя: «мы не продаем своих вождей». Тем не менее, способ получить его есть: нужно подарить что-то в музей подарков Вождям. Тогда вам выдадут особый значок, для иностранцев.

Почему же именно США — враг номер один? Раздел Кореи на две страны — величайшая трагедия, её объединение — главная цель политики КНДР. Достижению этой цели мешает коварство США, которые держат на территории Южной Кореи свою армию и ядерное оружие. Несчастные южане страдают от гнёта, им нужно помочь, освободить, и тогда они заживут столь же счастливо, как их озарённые негасимым светом идей чучхе северные братья.

Об этом кричат агитплакаты, об этом не устают напоминать вам гиды. Названия книг и DVD в специализированных магазинах говорят сами за себя: «Поджигатель корейской войны», «Суперкрупные аморальные преступления 20 века» — это всё о США. Правда, несмотря на это, американцы легко получают визы для туристических поездок. Вражда враждой, а валюта для строительства светлого будущего стране ой как нужна.

В отеле Пхеньяна я познакомился с ребятами из Владивостока. В первый свой вечер они известили гида:

— Завтра в шесть утра мы пойдем бегать!
— Бегать? Бегать нельзя!
— А мы привыкли бегать по утрам. Ты как знаешь, а мы побежим.

Гид кому-то позвонил.

— Хорошо. Но я буду бегать вместе с вами.

И действительно, каждое утро в 5:45 он ждал у входа моих знакомых и бегал с ними. Пыхтел, но не отставал. Я это к тому, что самостоятельно передвигаться по КНДР нельзя: вам покажут только утверждённые Партией достопримечательности — монументы, мемориалы, образцово-показательные промышленные и сельхозпредприятия, природные красоты, а также Дворец пионеров, границу с Южной Кореей и международный пионерский лагерь Сондавон.

Всем туристам показывают одно и то же. Как под копирку. Шаг вправо и шаг влево не допускаются. Помимо исполнения прямых обязанностей, гиды следят, чтобы туристы не контактировали с местным населением и не фотографировали то, что может ухудшить образ Северной Кореи в глазах мировой общественности.

Так случилось, например, когда я в Вонсане попытался запечатлеть коптящий грузовик с печью в кузове, переделанный так, чтобы он ездил на дровах. «Пожалуйста, не надо это фотографировать» — вежливо попросила меня гид, но в что-то её голосе убедило меня, что делать этого действительно не нужно. Так что привезти фото этого чуда техники мне не удалось.

Города КНДР одни из самых чистых, что я видел. За каждым домом закреплена территория, все жители в свободное от работы время обязаны её регулярно убирать. Тем, кто халтурит, грозят товарищеские суды и даже трудовые лагеря.

Простые северокорейцы не знают, что происходит в остальном мире. Здесь есть только официальная пропаганда. В стране разрешены только радиоприёмники с фиксированной настройкой на станции КНДР. За прослушивание иностранного радио сажают в тюрьму. За ТВ и подавно.

Едем по Пхеньяну. На улицах чисто. Красные флаги, лозунги. Регулировщицы в синих юбочках и белых носочках скучают на перекрестках. На обочине растянулась очередь на автобус. Строго друг за другом. Мужчины в рубашках и темных брюках, женщины в тяжелых туфлях, блузках и юбках ниже колен. У всех значки с портретами вождей.

— А мы можем остановиться? — надо же посмотреть поближе.— Нет, Дима, у нас мало времени. Нам нужно многое успеть.

Фоткаю через окно обшарпанное здание в глубине. Гид замечает. «Дима, зачем вы это снимаете? У нас так много красивого. Почему вы хотите показать нашу страну в негативном свете?». Ок, стираю.

После обеда, где за дополнительную плату можно заказать суп из собаки (20$, или 1550 рублей на январь 2022), выходим на улицу. Около дверей стоит лоток с мороженным.

— Дима, хотите мороженого? — спрашивает гид.
— Да, не откажусь, спасибо.

Гид достает из кошелька купюру и протягивает мороженщику. До этого я видел воны только на картинках.

— Какие у вас красивые деньги. Можно посмотреть?

Заметное глазу замешательство. Менять или вывозить из КНДР северокорейские воны — преступление. Вдруг кто-то из окружающих напишет донос о том, что было совершено что-то незаконное. Проходит пара секунд, и гид аккуратно и нарочито демонстративно протягивает мне новенькую купюру, чтобы все вокруг, включая мороженщика, это видели. При этом держит банкноту так, чтобы пальцы не касались лица изображённого на ней Ким Ир Сена. Я не менее аккуратно беру её, разглядываю и столь же демонстративно возвращаю. Гид прячет купюру в кошелек и дает мне мороженое. Пломбир. Вкусный.

— А какой курс воны к доллару? — интересуюсь я.
— Я этого не знаю.
— А сколько стоило мороженое?
— Совсем не дорого, не беспокойтесь, Дима.⠀

Я не стал настаивать на ответах. Правду всё равно не скажут, ибо это, наверное, страшная государственная тайна, а навязчивые расспросы могут испортить отношения. Зачем мне недовольный гид? Но я уверен, что вечером ситуация с купюрой была подробно описана в служебных записках. Как минимум гидом, младшим гидом, которая стояла вместе с нами, и мороженщиком. Круговая порука...

Едем в дворец пионеров. Нас встречает юная девчушка в галстуке, выстреливает заученный текст о любви к Вождям и ведёт на экскурсию. В каждом классе мини-представление: дети танцуют, поют, играют на разных инструментах. Потом в главном зале концерт самодеятельности.

Теперь поездка на метро. Ходить по эскалаторам нельзя. За это предусмотрен штраф. На платформе стенды с газетами. Люди читают. С грохотом прибывает поезд. Похож на советские. В каждом вагоне портреты Вождей. Пассажиров немного. Все молчат и смотрят в пустоту. Проезжаем две станции и выходим на улицу осмотреть триумфальную арку. Тем временем вечереет, и Пхеньян погружается во тьму. Ярко горят лишь портреты великих вождей, с любовью взирающих на опустевшие улицы...

Северокорейские гиды производят впечатление, что несмотря на то, что они приветливы и дружелюбны, если поступит приказ, они без капли сомнений пустят вам пулю в затылок. Но не все.

Помимо гида и водителя, в поездке по Северной Корее меня сопровождала студентка-стажёр Ли Хэн Син. Как я понял, её задача — устанавливать доверительные отношения с туристами. Так нас проще контролировать.

В детстве Хэн Син жила с отцом дипломатом в посольстве КНДР в Москве, поэтому весьма неплохо говорит по русски. Мне не хотелось думать, что такая милая девушка работает на местное КГБ, но увы, думаю, других к туристам не подпускают.

Не в пример остальным кореянкам, Хэн Син одевалась всегда элегантно и женственно, и даже носила модные туфли на довольно высоком каблуке. Всю дорогу она активно переписывалась со своим корейским бойфрендом, и, похоже, в итоге с ним разругалась. «Да козел он» — в сердцах бросила старший гид, когда я аккуратно поинтересовался, всё ли в порядке у заметно погрустневшей Хэн Син. Но показывать свои чувства классовым врагам недопустимо, поэтому вскоре товарищ стажер снова улыбалась.

Хэн Син очень любила фотографироваться и часто просила снять её на фоне разных памятных мест, многие из которых, по её словам, видела впервые. В последний день поездки я пригласил её к себе в номер, чтобы сбросить фото на флешку. После ужина стук в дверь. На пороге Хэн Син. Вместе с ней — старший гид. Я нисколько не удивлён. Здесь с этим строго. Пришла одна — обвинение в измене или проституции.

«Дима, ты обещал Хэн Син фото» — сказала гид, заходя первой. Хэн Син, улыбаясь, следом за ней. Дверь оставили приоткрытой. Я предложил чай — вежливо отказались. Гид взяла у меня флешку, мы перекинулись парой ничего не значащих фраз, и дамы, пожелав мне доброй ночи, вышли. Сначала Хэн Син, потом гид.

Утро. Аэропорт. Домой. Прощаюсь с Хэн Син.

— Дима, тебе понравилось? Приедешь ещё к нам?
— Очень! Приеду обязательно. Будешь снова моим гидом?
— Я постараюсь.
— А тебе самой понравилась наша поездка?
— Конечно! Это же моя Родина!

— Вот! Молодец! Какой хороший ответ! — не удержавшись, с гордостью воскликнула старший гид, стоявшая рядом...

Я оставил Хэн Син свой номер на случай, если она будет в Москве. Но она, конечно, никогда не позвонит.